Разрушение Дома Да Дерга

– Горе тому, кто начнет разрушение, – сказал Ломна Друт, – пусть из-за одного Кормака Конд Лонгас, сына Конхобара. Клянусь тем, чем клянется мой народ, – сказал Ломна, сын Донн Деса, – что если бы послушались моего совета, то не бывать бы разрушению пусть из-за одного этого человека, его доброты и геройства!

– Не в моей это власти, – ответил Ингкел. – Облака слабости³⁰ окутали тебя. Воистину тяжкое испытание, что грозит щекам козы, выпадет нам из-за клятвы Фер Рогайна. Известно мне, что никчемный ты воин. Облака слабости... ...к Дому Донна завтра наутро. Да не скажут старики, что отказался я от разрушения. Так тому и быть.

– Не попрекай свою честь, о Ингкел, – сказали Гер, Габар и Фер Рогайн, – соверши разрушение, покуда мы все не погибнем, если только не лопнет земля под ногами.

– Твоя правда, о Ингкел, – сказал Ломна Друт,– ибо не против тебя обернется разрушение. Унесешь ты с собой голову чужеземного короля и порубишь другие, но избегнут гибели братья – Ингкел, Эйкел и Теленок Разбойников³¹. Воистину нелегко мне, – сказал еще Ломна. – Горе мне прежде всех, горе мне после всех! Первой отлетит моя голова нынче ночью меж оглобель колесниц, где сойдутся бешеные враги. Трижды швырнут ее в Дом и трижды выбросят наружу. Горе тому, кто идет! Горе тому, с кем идет он! Горе тем, кто идет!

– Никто не заменит мне мать и отца, семерых братьев и моего короля, которых я с вами сгубил, – сказал Ингкел, – и не удержать меня сегодня ночью.

– И подошедший корабль с вином не удержит тебя от разрушения,– сказали Гер, Габар и Фер Рогайн.

– Горе тому, кто отдаст их в руки врагов, – сказал Ломна Друт, сын Донн Деса.– Кого же ты видел еще?

– Я видел покой и в нем трех мужей, трех коричневых, грозных, с остриженными волосами, что вровень спускаются сзади и спереди. На них три коротких черных плаща с длинными рукавами и накидками. Три черных тяжелых меча у тех воинов да три черных щита. Над их головами три темно-зеленых копья. Древки их толстые, словно шесты для котла. Узнаешь ли ты их, о Фер Рогайн?

– Трудно узнать их, – ответил Фер Рогайн,– ибо нету похожих во всей Ирландии. Разве только те трое из пиктских земель³² и оставили свой край, чтобы служить Конайре. Вот их имена: Дуб Лонгес, сын Требуата, Требуат, внук Лонсце, Курнах, внук Фиаха. Не брались за оружие в пиктской земле трое мужей, что сравнились бы с ними. Девять раз по десять врагов падут от их руки в первой схватке, по одному на каждое их оружие да по одному на них самих. Никому в Доме не уступят они в доблести и станут похваляться победой над королем [...]. Ранами будут покрыты они и пожелают спастись. Горе тому, кто свершит разрушение, будь то хотя б из-за этих троих.

– Клянусь богами, которыми клянется мой народ, что не бывать разрушению, послушайся вы моего совета, – сказал Ломна Друт.

– Не могу я, – ответил Ингкел. – Облака слабости окутали тебя. Тяжкое испытание, что грозит [...].

– Кого же ты видел еще?

– Я видел покой, и было там девять мужей. Все как один они были прекрасны, все с дивными золотистыми волосами. Был плащ пестроцветный на каждом из них, а поверх плащей висели волынки – четырехзвучные, изукрашенные. От сияния тех украшений хватило бы света всему королевскому Дому. Узнаешь ли ты их, о Фер Рогайн?

– Нетрудно узнать их, – ответил Фер Рогайн, – то девять волынщиков, что пришли к Конайре из Сид Брег. Вот как зовут их:

Бинд, Робинд, Рианбинд, Нибе, Дибе, Дейхринд, Умал, Кумал, Киал-грин. Не сыскать волынщиков искуснее их во всем свете. Девять раз по десять врагов сокрушат они [...] и каждый будет похваляться победой над королем. Спасутся они, ибо сражаться с ними все равно что сражаться с тенью. Не будут убиты, хоть сами будут убивать эти девять из сидов. Горе тому, кто начнет разрушение, будь то из-за этих девятерых.

– Не могу я, – ответил Ингкел, – облака [...].

– Что же ты увидел потом?

– Я видел покой и был в нем один человек. Острижены его жесткие волосы. Если б мешок диких яблок вывалить ему на волосы, ни одно не упало б на пол, наколовшись на них. Был на нем шерстяной плащ. Всякая ссора за место и ложе в том доме решается им. Когда говорит он, то слышно иголку, упавшую на пол. Над ним огромное черное бревно, похожее на мельничный столб с гребками и острием. Узнаешь ли его, о Фер Рогайн?

– Нетрудно мне [...]. Это Тайдле Улад, главный из слуг Конайре. Напрасно спорить с ним, когда указывает он каждому место, ложе и еду. Над ним его жезл. Воистину, будет сражаться он с вами. Клянусь тем, чем клянется мой народ, меньше оставит в живых, чем убьет он. Трое падут от его руки, но и сам он погибнет. Горе тому, кто начнет разрушение [...].

– Кого же ты видел еще?

– Я видел покой и было в нем трое мужей. Все трое острижены были, и самый большой среди них в середине – шумный, сложенный, как камень, злобный, разящий, крушащий ударами и поражающий в схватке девять сотен бойцов. Тяжелый щит у него, деревянный, обитый железом, с прочной украшенной кромкой – хватило б в нем места для сорока лож немощных. Шишка щита, словно пустая утроба или котел, годный для четырех быков. Четыре свиньи посреди нее. На гладких бортах щита два корабля с пятью сидениями, и каждый из этих славных кораблей может вместить три раза по десять воинов. Копье у него по руке, сине-красное, с мощным древком. От самой земли вдоль стены тянется оно до крыши. Темно-красен его истекающий железный наконечник. Трижды отмеренные четыре шага между двумя его наконечниками. Тридцать добрых шагов в его грозноразящем мече от темного острия до железной рукояти. От него разлетаются яркие искры, что освещают срединный покой дома от пола до крыши. Воистину грозен был облик, открывшийся мне. Едва не испустил я дух, глядя на этих троих. Ничего не бывает чудесней: две горы обок от волосатого человека, два озера с голубой гладью у горы, две шкуры у дуба, два кораблика, полные колючек на круглом щите, подле них. Мнилось мне, будто вижу поток воды, где отражается солнце, и стекающие с него капли, а за ним огромную шкуру и столб королевского дворца, что будто могучее копье. Весом в пару запряженных быков было его древко. Что это было, о Фер Рогайн?

– Легко мне узнать его, – ответил Фер Рогайн, – ибо это сам Мак Кехт, сын Снайде Техед, воин Конайре, сына Этерскела. Воистину, славный боец он! В сон погружен был Мак Кехт, когда ты взглянул на него. Две торы обок от волосатого человека – два колена у его головы. Два озера у горы – два его глаза носа. Две шкуры у дерева – два его уха у головы. Два корабля с пятью скамьями на круглом щите – два его башмака. Поток, с которого капли стекают и где отражается солнце,– сияние его меча. Столб же дворцовый – копье. Потрясает он им, так что сходятся два конца, и метает, когда пожелает. Две голубые волны – его равно-прекрасные брови на дивноцветном румяном лице.

Шесть сотен сразит он в первой схватке да по одному воину на каждое оружие да на него самого. Не уступит он в доблести никому в Доме и станет похваляться победой над королем [...]. Спастись попытается он, хотя будет изранен. Когда ж пожелает он выйти из Дома, то больше чем гальки, травы на лугу и звезд в небе будет ваших разбитых голов, сгустков мозга, костей, потрохов, что рассечет он и разбросает по холмам.

Тут в страхе и ужасе от Мак Кехта отбежали разбойники за три холма. Снова взяли они промеж себя заложников – Гера, Габара и Фер Рогайна.

– Горе тому, кто начнет разрушение, будь то хотя б из-за этого человека, – сказал Ломна Друт. – Лишитесь вы ваших голов.

ПРИМЕЧАНИЯ:

30...что грозит щекам козы... – Эта фраза представляет собой непереводимую игру слов, построенную на именах Гера и Габара. По ирландским обычаям, жест протянутых к щекам рук означал просьбу о защите.

Облака слабости... – Здесь и далее в полуформульных вопросах и ответах сокращения в самом тексте. 

31...Теленок разбойников. – Неясно, о ком идет речь. 

32...из пиктских земель... – В тексте cruithenthuath. В этнической истории ранней Ирландии много неясного, и одной из наиболее темных предстает проблема пиктов. Это название употреблялось начиная с III в. по отношению к племенам, обитавшим на землях за северной границей римской Британии. Ирландское соответствие этому латинскому названию (picti) было cruithni. В Британии эти названия сосуществовали, а в Ирландии было в ходу исключительно последнее. В историческое время ирландские круитни занимали территорию, примерно соответствующую графствам Антрим и Даун, непосредственно соседствуя с уладами. В этническом смысле отличаясь от уладов и представляя собой один из наиболее ранних прослеживающихся слоев населения острова, круитни отождествлялись в традиции с племенным объединением Дал-н-Араиди (улады – с Дал Фиатах). Стремящаяся к нивелировке ирландская псевдоисторическая традиция (как она выступает, к примеру, в “Книге Захватов Ирландии”) отождествляет уладов и круитни с собственно гойделами - основным кельтским населением Ирландии, производя их от Ира, сына легендарного Миля, через соответственно Рудрайге и Ирела.